Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада (книга регистрации .TXT) 📗
Тем, которым удавалось выслужиться и привлечь к себе внимание высокородных обитательниц гарема, поднималось жалование и открывались двери в иной мир. Эти девушки могли надеяться стать наперсницами тех, кто стоял гораздо выше их на социальной лестнице. У них по-прежнему не было надежды когда-нибудь попасть в постель правителя, но они по крайней мере могли по желанию выйти замуж за приличного человека после десяти лет службы.
Заветной мечтой для каждой рабыни было дослужиться до ранга — пейк. Стать личной наперсницей и компаньонкой жены или дочери правителя мечтали все. Их услуги хорошо оплачивались, не говоря уже о том, что они становились хранительницами всех главных дворцовых тайн. С ними считались, их уважали и боялись. Пейк обязаны были уважать все остальные наложницы. Это был очень солидный статус, практически максимальная иерархия в гареме, которой могла добиться простая наложница, не имевшая интимных отношений с правителем.
А вот тех, кому хотя бы раз посчастливилось провести ночь с государем называли — гезде. Не зависимо от того было это единожды или несколько раз, гезде отводились отдельные от остальных девушек комнаты и своя собственная прислуга.
Если гезде удавалось заинтересовать правителя настолько, что он начинал особо выделять ее среди остальных, то она становилась фавориткой-икбал. Фаворитки рожали государю детей и тем самым обеспечивали себе еще большее жалование и положение. Роскошные подарки, драгоценности и заморские ткани — повелитель был щедр со своими любимицами.
Икбал родившая хану дочерей, называлась-кадын. Этот статус носила и моя мать, так и не сумевшая подарить отцу после меня других детей.
Но главной женщиной в гареме была — Баш кадыны — фаворитка, сумевшая подарить повелителю главного наследника. Именно ей в наиболее частых случаях доводилось стать — валиде-матерью будущего правителя. Ее особый статус позволял управлять всем гаремом, который обязан был беспрекословно ей подчиняться. Такой женщиной при моем отце была Зейнаб-хатун. Ее власть в гареме была поистине безграничной, так как она была не просто матерью наследника, но и согласно шариату законной супругой хана. Не важно, что вот уже много лет хан не обращал на нее как на женщину никакого внимания предпочитая проводить каждую ночь с моей матерью, Зейнаб ханым была истинной госпожой, спорить с которой не было позволено даже мне. Именно по ее приказу мне предписывалось проводить все свободные часы за ненавистными занятиями, с которых я, набравшись храбрости с завидной регулярностью сбегала, ну а потом, с такой же регулярностью получала нагоняи.
Я так задумалась, что не заметила, как послышались шаги и под облюбованным мной деревом остановился человек. Не поднимая глаз, он, опираясь одной рукой о ствол, насмешливо произнес:
— Эй, ты там часом не уснула? Предупреждаю, падать будет очень больно.
Джабир. Сын Зейнаб ханым и законный наследник владений отца, он всегда оставался для меня загадкой. Испытывая безотчетный страх, я всегда старалась как можно реже попадаться на глаза старшему брату, в свои шестнадцать лет славящимся весьма крутым нравом.
— Как ты узнал? Джабир, пожалуйста, не выдавай меня, — взмолилась я. — Видеть не могу этот адский инструмент.
— Поверь, птенчик, — хохотнул он, — после твоих леденящих кровь завываний слышных даже в моих покоях, я считаю своим святым долгом никогда больше не допускать тебя к музыке.
— Спасибо, — благодарно проговорила я, ничуть не обиженная его нелестной оценкой моих вокальных данных. Уж что есть, то есть.
От длительного сидения в неудобной позе на жестком стволе, у меня болело все тело. Поерзав на месте, я попыталась устроиться чуть поудобнее, когда услышала такое, от чего едва не полетела вниз головой:
— Я собираюсь ловить рыбу в горном озере, если хочешь могу взять тебя с собой.
Это было невероятно. Старший брат впервые обратил на меня внимание, и я готова была из кожи вон выпрыгнуть, лишь бы с ним хоть немного подружиться.
В свои шестнадцать лет, он был уже не невинным мальчиком, но мужем. Благодаря стараниям матери, у Джабира вот уже несколько лет, как был собственный гарем, куда отбирались только самые юные и прекрасные рабыни. Взяв лучшие качества обоих родителей, Джабир был высок и физически развит. Черные как эбеновое дерево кудри красивыми кольцами опускались ему на шею, а пронзительные и глубокие как ночное небо глаза, под густыми бровями, приковывали внимание к удивительно красивому лицу. Я множество раз слышала, как вздыхали по нему все рабыни во дворце. Не надеющиеся привлечь внимание отца, которого вот уже много лет интересовала одна единственная женщина, они мечтали хоть на миг попасться на глаза его сыну, родив наследников которому, могли бы навсегда избавиться от несчастной доли, превратившись в райских птичек, украшающих гарем юного князя.
Я все еще раздумывала стоит ли всерьез воспринимать его приглашение или нет, когда в самом дальнем конце сада заметила мать, внимательно оглядывающую каждый кустик попадающийся на ее пути. Знающая меня как никто другой, не приходилось сомневаться, что уж она-то меня точно найдет в самое ближайшее время, и тогда снисхождения не жди.
— Я с тобой, Джабир, — решилась я наконец, и ловко цепляясь за ветви принялась спускаться вниз. Разгадав мои намерения незаметно улизнуть, он, добродушно посмеиваясь снял с плеч подбитый бархатом плащ и быстро укутав меня им с головы до ног, подтолкнул в сторону одной из дорожек ведущей к выходу из сада, где его уже поджидали слуги с рыболовными снастями.
Сказать по правде, ловля рыбы оказалось вовсе не таким увлекательным занятием, как я считала прежде. Хотя, что об этом могла знать семилетняя принцесса с младых лет прежде никогда не покидающая пределов своей золотой клетки? Я и понятия не имела, что она бывает… живой? Как же так? Разве ее, ароматную и запеченную с луково-орехово-гранатовой начинкой и украшенной ломтиками лимона не приносят на серебряных блюдах прямо с дворцовой кухни? Неужели она, живая и совершенно неаппетитная свободно плавает в воде и ждет, когда мой брат, о ужас, насадит на странный предмет с острым крючком именуемый удочкой жирного, извивающегося земляного червя, которого она поспешит проглотить? О Аллах, и я это ем? Да ни за какие блага на свете я больше не притронусь ни к одной рыбе. Хорошо, что баранину, которою я просто обожаю, не добывают таким варварским способом. Однажды, забежав на кухню за шербетом, я видела собственными глазами, как ее, нежную и прожаренную со специями до румяной корочки, выуживают прямо из огромной печи на большом металлическом блюде.
Но вернемся к рыбалке. Велев слугам держаться от нас подальше, Джабир зажав в руках снасти велел мне следовать за собой прямо к воде, и пока я с нетерпением ожидала проплывающее мимо блюдо с рыбой, занялся описанными ранее манипуляциями все больше и больше вводящими меня в шок. Всучив мне в руки одну из удочек предварительно забросив в воду конец с крючком и смешным красным шариком, прыгающим по поверхности, он сел чуть подальше и проделав то же самое со своей удочкой, уставился на нее как завороженный.
Мне было скучно. Устав глазеть на воду я обратилась к Джабиру с вопросами, но он неизвестно почему злобно шикнул на меня велев сидеть тихо. Обиженно насупившись, я, впрочем, не выпуская удочки из рук показала ему язык и повернулась спиной.
Плеск воды и пение птиц успокаивали, зеленая пушистая трава манила прилечь и отдохнуть. Я и сама не заметила, как меня начало клонить ко сну. Но внезапно что-то произошло. Что-то очень сильное и быстрое стало вырывать удочку у меня из рук. Я испугалась, сон как рукой сняло. Памятуя о том, что шуметь было нельзя, я попыталась самостоятельно вырвать у наглеца, находящегося в воде конец веревки, но куда там, силы были не равны. Тот, на кого я непременно пожалуюсь отцу так сильно дернул за веревку, что потащил меня за собой. Не удержавшись я плюхнулась в воду больно расшибив коленку о камни.
Удочка вылетела из рук, но мне было уже не до нее. Сидя прямо в ледяной воде, я разрыдалась в голос. Плевать на то, что мне велели соблюдать тишину, мне было больно, мокро и очень холодно. А еще мне было обидно, потому что вместо того, чтобы призвать на помощь всех лекарей ханства, мой старший братец, держась руками за живот сложился пополам от смеха.
